РАДОНИЦА

Родительский день… Он один раз в году.
Говорят, в этот день, нас усопшие ждут,
На воротах погоста томятся.
И гадают безмолвно: «Придут — не придут»,
Чтоб с живыми опять повстречаться.
Эту тонкую грань так легко пересечь.
И за ней так легко очутиться.
Ведь у каждого в жизни случалась та смерть,
Что делила по сердцу границы.
Ну и что, что дела. Мы всегда в суете…
Мы всегда — то в делах, то в заботах…
Ты приди на могилу в единственный день.
И тебе ведь стоять на воротах.

Более подробно в моём прошлогоднем блоге: www.liveexpert.ru/journal/view/2421083-radonica?f=myall

Сегодня его День Рождения… и был бы ему 91 год...
Он был кадровым военным. И я помню многих его солдат, когда он был командиром батареи. Несколько раз девчонкой была на стрельбище, видела блиндажи и полигон (учебные, правда). Ну, и, Слава Богу…
Папа был хорошим командиром. Я так думаю. Потому что солдаты его любили. Они были его настоящей семьей, мне думается. И Армия для него была всем. И форма военная для него значила очень многое, потому что даже в отпуске он редко её снимал. И даже после демобилизации в 1973 году, с удовольствием одевал и китель, и шинель, и хромовые сапоги…
Стройный, подтянутый и аккуратно одетый; таким я его помню...
А теперь понимаю, что он был очень закрытый… От всех от нас...
Прости меня, папа...

забыть войну? забыть солдат?
да как же только можно это?
из памяти убрать то злое лето,
когда ушли на фронт отец и брат?
забыть, как дед вшивел в окопах?
забыть, как юная сестра копала рвы,
а мать пекла оладьи из полынь-травы
чтоб как-то хоть набить утробу?
забыть? конечно, можно все забыть...
и кровь, и смерть, и страх, и горе...
забыть и растереть по полю всей истории,
все вычеркнуть, а лучше уж закрыть
страницу книги жизни-смерти,
закинуть в дальний угол памяти глухой,
прикрыться серой и слепой толпой
и затеряться в этой круговерти...
забыть, — упасть в небытиё...
не жить, не видеть, не дышать...
за-быть… не-быть...
не слышать и не петь — орать...
да кто услышит то стенание моё?
никто…
ничто,
ни-кто…
ни-что...

Вот, что написал мой отец в своих воспоминаниях о войне:

"… Я и себя представляю таким маленьким, слабеньким и ничтожным человечком, все живое у которого прикрыто тоненькой нежной кожицей, которую ничего не стоит проткнуть обыкновенной занозой, деревянной щепкой; ничего не стоит вспороть кусочком лезвия безопасной бритвы, ученическим перочинным ножичком. А тут на тебя направлены десятки, а, может быть, и сотни огнедышащих орудийных стволов, сотни, а, может быть, и тысячи винтовок, автоматов и пулеметов, изрыгающих горячий свинцовый ливень. Представляю, как снаряды и мины долбят промерзшую землю, выискивают на ней живых человечков, рвут их на мелкие и мокрые кусочки, смешивая с комками глины и снега. Я понимаю, что там и меня, и любого другого могут тысячу раз убить. Но если убьют даже только один раз, то и этого достаточно, чтобы больше уже не видеть дня, не видеть ночи, ни есть, ни пить, не ходить на танцы, ни в кино, не увидеть ни друзей, ни знакомых, и вообще, прекратить существование. Но, странное дело, я не чувствую страха, хотя сознаю, что я, как и любой смертный, должен же бояться смерти…" 

Отец мой ушел воевать в 18 лет и уже 20 лет его нет с нами… И для меня та война и Победа — не страничка истории, а история моей семьи… И вообще, не обязательно помнить Конева или Жукова, достаточно помнить своего деда, который не мог воевать во Вторую Мировую, потому что потерял здоровье на русско-японской и Первой мировой… потому что вместе с бабулей был на оккупированной территории около трех лет (на Брянщине)… потому что одна прабабушка умерла в блокадном Ленинграде… а другая была казнена по Курском в деревне Солнцево… потому что от голода в эвакуации умерла моя десятилетняя тетя за семь лет до моего рождения… потому что моя другая моя тетушка так и не вышла замуж, из-за того, что (как говорила она сама) все женихи ушли в 41м и не вернулись ни в 45м, ни в 47м... 
Помню я… Помнят мои дети… И внуки будут помнить…

Читать далее